В 1903 г. В.Я. Светлов опубликовал ингушское сказание «Семь сыновей вьюги». По мотивам этого сказания ингушский писатель С.И. Чахкиев на основе этого фольклорного произведения создал драматическую поэму «Чаша слез». В 1963 г. она была издана отдельной книгой на ингушском языке, а в 1965 г. – в переводе на русский язык. В те годы чеченский поэт и краевед А.С. Сулейманов собирал топонимию Чечено-Ингушетии, в том числе и в горах Ингушетии, где он обнаружил топоним «пхьармат». Вероятно, знакомство с поэмой С.И. Чахкиева и обнаружение топонима «пхьармат», который показался ему созвучным с именем Прометей, натолкнуло его на мысль, сконструировать миф о чеченском Прометее – Пхьармате, который он создал и опубликовал в 1990 г. В нём много несуразностей и противоречий, что в итоге позволяет сделать вывод о его искусственности.
Светлов опубликовал ингушское сказание «Семь сыновей вьюги» [11, с. 198-214], записанное, вероятнее всего в селении Гвилети, находившемся в Дарьяльском ущелье у самого подножья горы Казбек [1, с. 107]. Сказание имеет прометеевский сюжет. В нем нарт Курюко (инг. Куркъа; от «кура» – «гордый» и «къо» – «сын») повторяет подвиг греческого титана Прометея. Но в отличие от Прометея, укравшего у Зевса для людей огонь, Курюко крадет у Всесильного Тга (инг. Тхьа//Ткъа) барашек и тростник для нартов. Ингушский писатель Саид Чахкиев на основе этого фольклорного произведения создал драматическую поэму «Чаша слез». В 1963 г. поэма была издана отдельной книгой на ингушском языке [17], а в 1965 г. – в переводе на русский язык [18]. В 1960-х гг. чеченский поэт и краевед Ахмед Сулейманович Сулейманов (1922-1995) собирал топонимию Чечено-Ингушетии, в том числе и в горах Ингушетии [9, с. 135]. Собранные топонимы он издал четырьмя частями в 1976-1985 гг. [13; 14; 15; 16].
В горной Ингушетии в окрестностях селения Гули (Хьули) он обнаружил топоним Пхармат (Пхьармат). Вероятно, еще в те годы А.С. Сулеймановым было создано художественное произведение «Пхармат», которое он выдал за фольклорную запись и опубликовал на чеченском языке позже в сборнике «Чеченский фольклор» – в 1990 г. [10, с. 9-14]. В комментариях к мифу сказано, что Ахмед Сулейманов записал его в 1940 г. со слов 80-летнего жителя хутора Гедин-пха, и еще один вариант сказания записал со слов своего отца Сулеймана [10, с. 550].
Р. Нашхоев утверждает, что «миф “Пхьармат” записан А. Сулеймановым в 1937 году» [9, с. 156]. Возникает вопрос: если действительно это так, почему А.С. Сулейманов не публиковал этот миф в течении 50 лет?
Вероятней всего, сочинил он миф в 1960-х годах, когда узнал о существовании топонима Пхармат и познакомился с поэмой С. Чахкиева, и долго не решался на публикацию самого мифа, боясь быть обвиненным в фальсификации, хотя информацию о существовании такого мифа он выдал в 1976 г. Чеченский исследователь К.З. Чокаев пишет, что в 1966 г. А. Сулеймановым ему были переданы два варианта преданий о Прометее – «Пхьарий» и «Пхьармат», которые он приводит в приложении в конце своей книги, изданной в 1991 г. [19, с. 55, 168-178]. В изданной в 1976 г. 2-й части «Топонимии Чечено-Ингушетии» А.С. Сулейманов приводит сведения о Пхармате в двух статьях, посвященных горе Бешлоам (Казбек) и селению Хьули. «Баш Лоам… – …По представлениям ингушей и чеченцев, на вершине Баш-Лоам обитала Матерь Земли – Мехкан Нана (Кибела, Рея), одновременно является своеобразным Олимпом, где живут и совещаются все боги вайнахского Пантеона; здесь же прикован великан-нарт, доставивщий людям на землю огонь из очага верховного бога Сиелы (Зеуса-Зевса) – Куркъо, получивший отражение и в поэме ингушского поэта Саида Чахкиева “БIаьрхих бизза кад” (Чаша слез)… Чеченский Пхьармат идентично ингушскому Куркъо» [14, с. 7-8].
«Микротопонимия Хьули… Пхьармат (Пхармат) “Кузнеца места. стоянка” – урочище на западной окраине. Пхьармат – имя мифического нарта, принесшего огонь из очага верховного бога Сиелы. Название возникло на основе имени нарта-богоборца Пхьармат – “Прометей”. В основе названия лежат два компонента: пхьар – кузнец и мат/мот – стан, место, где пребывает кузнец. Ингушский вариант собственного имени нарта-богоборца – Куркъо, которое сложилось из древневайнахских кур+къо – гордый+мужчина… по преданиям ингушей и чеченцев, Куркъо Пхьармат в наказание за его “проступок” прикован Сиелой на вершине Баш-лоам (Казбек)» [14, с. 57]. А.С. Сулейманову слово «пхармат» показалось очень схожим по звучание с именем греческого мифического титана Прометея. Он пишет о «богоборце Пхармате», хотя в то время еще не было опубликовано ни одного сказания о Пхармате. Пхармат – ингушский топоним. На ингушском языке слово «пхьармат» означает «кузница» (букв.: «место кузнеца», от «пхьар» – «кузнец», и «мат» – «место»). Имя греческого героя также имеет свою греческую этимологию: др.-греч. Προμηθεύς – «провидец», букв. «вперед мыслящий», от «προ» – «вперед» и «μηθεύς» – «мыслить». В этих словах – пхьармат-Прометей – мы наблюдаем случайное созвучие. Можно предположить, что А.С. Сулейманов познакомился с поэмой С.И. Чахкиева, но не был знаком со сказанием, записанным В.Я. Светловым.
В приведенном выше отрывке из статьи о Бешлоаме, он называет поэму С.И. Чахкиева, но не упоминает фольклорную запись В.Я. Светлова. Если бы он был знаком с этой записью, он бы знал, что в сказании «Семь сыновей вьюги» на вершине Казбека жил Тга, а не Села; Курюко украл у него барашек и тростник, а не огонь. В ингушской мифологии нет никаких сведений о том, что на горе Казбек проходили совещания богов, что это было местом, где они собирались. Наоборот, каждое божество имело свое местожительство: Тга – жил на вершине горы Бешлом (Казбек); на Казбеке также обитали супруга Тга – богиня вьюги Фурки (на вершине) и пониже – богиня страны Мехка-Нана; бог грозы, грома и молнии Села (Сиела) жил на горе Цейлом; Мятцели, Мятар-Дяла и Сусон-Ерда – на горе Мятлом (Столовая) [8, с. 235-239]; и т.д.
Также необходимо отметить, что Села не являлся верховным божеством. Он считался богом грозы, молнии, грома, погоды. Нет ни одного примера в фольклоре, где бы он общался с другими божествами, совещался с ними, отдавал им приказы. Верховным божеством ингушского пантеона считался Дяла, который создал все сущее, в том числе и младших богов, которым Дяла поручил управление отдельными стихиями и покровительство над отдельными обществами. Создав мир, сам Дяла отошел от управления миром. Образ Дялы в ингушском пантеоне не определен, остальные же божества антропоморфны [8, с. 235]. Села и не столь могуч. В сказаниях его дважды побеждает нарт Сеска Солса. В «Сказании о Села Сате» говорится, что Села боялся Сеска Солсы [12, с. 227]. «Когда Села уходил, Сеска Солса проснулся, схватил свой лук и ранил его. Из этой раны у Селы выходят внутренности, и урчание их производит гром» [12, с. 227]. В другом сказании – «Сеска Солса и Горжай» – Сеска Солса еще раз побеждает Селу – схватив его, ломает ему ребра, и Села отступает [3, с. 38]. А.С. Сулейманов пытается перенести свои знания о древнегреческих мифах на ингушские мифы. У чеченцев же неизвестны мифы, в которых действовали бы древние божества. Говоря о языческих божествах, чеченские исследователи ссылаются на работу Б.К. Далгата «Первобытная религия чеченцев», впервые опубликованной (в сокращенном варианте) в 1893 г. в «Терском сборнике», издававшемся во Владикавказе [4].
Эта работа написана на ингушском материале, что отмечает сам автор [4, с. 32], и поэтому при переиздании в 2004 г., осуществленном ее дочерью У.Б. Далгат, работа уже называлась «Первобытная религия чеченцев и ингушей» [5]. Выбор названия работы автор объяснил тем, что ингуши, по его мнению (Б.К. Далгат – даргинец по национальности), являются ветвью чеченского племени, и тем, что, хотя «у чеченцев невозможно ничего записать» из-за того, что «чеченцы давно приняли магометанство и позабыли свои прежние религиозные воззрения», по мнению автора, у ингушей и чеченцев в предыдущее время должны иметь место одинаковые религиозные воззрения [4, с. 32], что вызывает определенные сомнения. Б.К. Далгат называет имена двух своих основных информаторов – стариков-ингушей, у которых, «как туземец», он «пользовался полным доверием». Это жители Мецхальского общества Ганыж Абыевич Келигов-Фалханов, «шестидесяти с лишним лет», из сел. Байни и Газбык Казиевич Хабиев-Буржаев, которому «за 100 лет», из сел. Арзи [4, с. 31].
Таким образом, в своей работе Б.К. Далгат приводит ингушские тексты, но из-за названия, данного им своей работе, чеченские авторы часто ссылаются на него, и пишут об ингушских божествах, как о «вайнахских» или «чеченских». В художественном произведении «Чаша слез» Саид Чахкиев вместо Тга поселил на Казбеке Селу, а вместо барашков и тростника заставил Курюко воровать у Селы огонь. Профессор И.А. Дахкильгов отмечал: «На основе сюжета этого фольклорного произведения (“Семь сыновей вьюги” – Н.К.) писатель С. Чахкиев написал драматическую поэму “Чаша слез”, в которой богом – владыкой Казбека – назван бог грома, молнии, погоды Села. На самом деле никогда этот бог не соотносился с этой горою: поскольку у Селы есть своя гора – Цейлом. Однако для литературного произведения такая вольность в перемещении бога с горы на гору допустима. Также вслед за С. Чахкиевым было создано литературное произведение под надуманным именем главного героя (Пхармат) А. Сулеймановым, который следуя “Чаше слез”, на горе Казбек также поместил бога Селу» [6, с. 36]. О том, что, возможно, А.С. Сулейманов не был знаком со сказанием «Семь сыновей вьюги» говорит и то, что в его произведении орел, так же, как и в случае с Прометеем, клюет печень героя [10, с. 14], в то время как в ингушском сказании орел клюет сердце героя: «…Курюко и до сих пор прикован к угрюмой скале Бешлом-Корта (Вершины Казбека – Н.К.), и до сих пор ежедневно прилетает к нему горный орел и терзает его великодушное, храброе сердце» [11, с. 213].
В своем произведении А.С. Сулейманов имя Села Саты – приемной матери нартского предводителя Сеска Солсы – пишет через дефис: «СелаСата», т.е. он считает, что это ее двойное имя; и названа она «возлюбленной Селы» [10, с. 11]. Чеченские авторы часто не понимают, почему в ингушских текстах пишутся такие двойные имена. Нами ранее было сделано замечание чеченскому автору М. Гешаеву, когда он, не поняв значение имени Орцха Карцхала, называл его в своей публикации просто Орцха: «Любой ингуш без разъяснений поймет, что слова “Орцха Карцхал” означают “Карцхал, сын Орцха”. М. Гешаеву это неизвестно. Поэтому он в очерке, озаглавленном “Орцха Мальсагов”… употребляет имя Орцха вместо имени Карцхал. На самом деле о самом Орцха ничего неизвестно, кроме того, что он был отцом Карцхала Мальсагова» [7]. Так и в этом случае: имя героини ингушского нартского эпоса Села Саты означает «Сата, дочь Селы». Так, что «возлюбленной Селы» она никак не могла быть. Сата в мифах является единственной и любимой дочерью Селы, рожденная земной женщиной – нарткой. Когда ее приемный сын Сеска Солса должен был сразиться с царем-драконом Сарталом, Села Сата отправляется к своему отцу Селе и просит у него помощи. Села отвечает ей: «Негоже мне впутываться в дела людские, но поскольку ты моя дочь, я должен тебе помочь. Пусть твой сын Сеска Солса лишь сбросит врага наземь. Как только глаза Сартала обратятся к небу, я пущу в его правый глаз стрелу и выбью его проклятую душу» [2, с. 30]. У А.С. Сулейманова Села Сата превращается в белую птицу, опускается на отдых на вершину Казбека [10, с. 11].
Ни в одном ингушском мифе или сказании Села Сата так себя не ведет – она не превращается ни в какое живое существо, и нигде в связи с ней не упоминается гора Казбек. И нет ни одного известного науке чеченского мифа или сказания, в котором присутствовал бы образ Села Саты. Так как в слове «пхьармат» имеется слово «пхьар» – «кузнец», то А.С. Сулейманов делает своего Прометея кузнецом. Но, непонятно, как он работал в кузнице, как выковывал оружие без огня? А огня у него не было, т.к. он должен был его еще добыть у Селы. В оригинале на чеченском языке говорится лишь, что он работал в своей кузнице, помогал людям, был хорошим кузнецом [10, с. 10].
В переводе Р. Нашхоева наблюдается попытка объяснить этот пассаж. Для этого переводчик добавляет от себя «холодную ковку»: «Пхьармат был искусным мастером. За добрые слова он выковывал для нартов сабли, щиты и кольчуги из холодной бронзы» [9, с. 182]. Даже если допустить, что кузнец Пхьармат занимался холодной ковкой, каким образом кузнец без огня создал сплав бронзы? Без огня не может вообще появиться ни металлургия, ни металлообработка, ни ремесло кузнеца. А.С. Сулейманов не продумал этот момент. Таким образом, этот миф является фальсификацией или же надо признать его художественным произведением поэта А.С. Сулейманова.
- Антология ингушского фольклора. Т. 1. (Сост. И.А. Дахкильгов). – Нальчик, 2003.
2. Антология ингушского фольклора. Т. 4. (Сост. И.А. Дахкильгов). – Нальчик, 2006.
3. Ахриев Ч. Ингуши (их предания, верования и поверья) // ССКГ. – Вып. VIII. Отд.1. – Тифлис, 1875.
4. Далгат Б. Первобытная религия чеченцев // Терский сборник. Вып. 3. Кн. 2. – Владикавказ, 1893.
5. Далгат Б.К. Первобытная религия чеченцев и ингушей. – М., 2004.
6. Дахкильгов И.А. Ингушский нартский эпос. – Нальчик, 2012.
7. Кодзоев Н. По поводу «Знаменитых ингушей» М. Гешаева // Газ. «Ингушетия» от 12 февраля 2004 г.
8. Кодзоев Н.Д. Языческий пантеон ингушей // Вестник Орловского государственного университета. Серия: новые гуманитарные исследования. № 4 (33), 2013.
9. Нашхоев Р. Загадки Пхьармата. Диалоги о необычайном. – М., 2002. Исторические и политические науки стр. 25
10. Нохчийн фольклор. (Чеченский фольклор). (Сост. Ш.А. Джамбеков). – Грозный, 1990.
11. Светлов В.Я. Сочинения. Т. 2. – СПб., 1910.
12. Сказки, сказания и предания чеченцев и ингушей. (Составители А.О. Мальсагов и И.А. Дахкильгов). – Грозный, 1986.
13. Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Ч. 1. – Грозный, 1976;
14. Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Ч. 2. – Грозный, 1978;
15. Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Ч. 3. – Грозный, 1980;
16. Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Ч. 4. – Грозный, 1985.
17. Чахкиев С. БIаргий хих бизза кад: Драматически поэма. – Грозный, 1963.
18. Чахкиев С. Чаша слез: Драматическая поэма. – Грозный, 1965.
19. Чокаев К.З. Вайн мотт – вайн истори. (Наш язык – наша история). – Грозный, 1991.
КОДЗОЕВ Нурдин Даутович