Даурбеков Гази-Магомед Албастович родился в 1904 году в селении Барсуки Назрановского района Ингушетии. В 1913 году ему посчастливилось по жребию попасть на учебу в горскую (назрановскую) школу, которую он закончил через год отличником с похвальной грамотой. В 1914 году его без экзаменов зачисляют учеником 1-го отделения Владикавказского Константиновского училища. После уничтожения дворянской («буржуазной») интеллигенции советская власть стремилась восполнить создавшийся вакуум советской («пролетарской») интеллигенцией. В вузы страны стали направляться наиболее талантливые юноши и девушки. В 1924 году уполномоченным от автономных областей в Ленинграде был скульптор Тавасиев.
Он набирал в художественные вузы страны молодых людей, «руководитель Наркомпроса Ингушетии З. Мальсагов выдвинул мое имя», – писал в автобиографии Г.-М. Даурбеков. По решению ЦИК Горской АССР, куда входили автономные области Северного Кавказа, Даурбеков направляется на учебу в Ленинград, в Высший художественнотехнический институт (ВХУТЕИН). Согласно свидетельству, выданному после окончания института, Г.-М. Даурбеков в 1924 году поступил и в 1930 году закончил общий факультет живописного отделения.
1053 «Период учебы в Ленинграде совпал с периодом ломки художественного вуза, преобладаний там формалистических тенденций, которые заметны в некоторых студенческих работах Даурбекова, датированных 1928 годом, – пишет искусствовед С.М. Червленная, – однако эти тенденции были изжиты в творчестве Даурбекова сравнительно быстро. От своих ленинградских учителей, среди которых были такие замечательные русские художники как А.А. Рылеев и К.П. Петров-Водкин, Даурбеков почерпнул навыки реалистического мастерства, интерес к героике, способность к романтическим обобщениям». Следует сказать, что личность Даурбекова как художника формировалась под влиянием преподавателей – скульпторов В.Л. Симонова, М.Г. Манизера, графика И.И. Гинзбурга, живописца В.О. Шервуда и др. ( Акиев Х.А. Творчество Г-М. А. Даурбекова (в соавторстве) //Возвращение к истокам. История Ингушетии в лицах и фактах. – Саратов 2000. С. 411 – 420.)
Червленная считает, что в период учебы в институте и после окончания Даурбекова не мыслил своего творчества вне национальной тематики, главным образом исторической… С национальной военной тематикой была связана его дипломная работа «Горцы в засаде» (1930). По ее мнению, национальность тематики заключалась в мотивах «национально-освободительной борьбы горцев против самодержавия, эпизодах революции и Гражданской войны и в отражении своеобразного уклада жизни и быта ингушских и чеченских аулов». Тематика работ первых художников Ингушетии определялась не национальными мотивами, а интересами советского государства. Нельзя забывать, что в 1921-1925 гг. советским правительством была «… предпринята первая попытка упорядочения государственной музейной сети» и созданы историко-революционные музеи нового типа на национальных окраинах. В 1930 году Г.-М. Даурбеков заканчивает учебу в Ленинграде, где ему присваивают звание художника-живописца, а в 1931 году его направляют на курсы инструкторов-организаторов краеведческого движения. В 1926 – 1925 годах в аулах Чечни работают русские художники Ф.М. Черноусенко и В.С. Шлепнев, а в Ингушетии – художник-архитектор И.П. Щеблыкин. Не случайно многие годы бывший сотрудником Ингушского краеведческого музея художник Х.-Б. Ахриев в 1932 году становится его заведующим. Работы названных выше художников отражают жизнь и был «чеченцев и ингушей, но вряд ли их можно назвать национальными». Не мог Г.-М. Даурбеков, как видится С.М. Червленной, ориентировать грозненский краеведческий музей по национальной тематике, по заданию которого были якобы написаны работы: «Похороны Бутырина» (1932), «Восстание полка против мобилизации в белую армию» (1933-1934 гг.), «Орджоникидзе перевязывает раненого ингуша» (1934), «Назрановское восстание 1858 года» (1938). Червленая права, говоря о том, что творчество Даурбекова отражало общую тенденцию советской живописи 30-х годов. Это было направление, продиктованное идеологией большевистской партии. «Основные направления, распространенные в живописи автономных республик 30-х годов, находили своеобразное выражение и переплетение в творчестве Даурбекова» – отмечает она. «Это выражение можно назвать умеренным. Он никогда не увлекался слишком сильно ни этнографическими, ни тем более фольклорными мотивами, не искал в национальной тематике особенностей экзотики, но, как и многие художники, стремившиеся в те годы правдиво и поэтично особенностям национального костюма горцев, уклада их жизни, к историческим моментам, характеризующим своеобразие судьбы Чечни и Ингушетии».
Следует сказать, что большинство работ, выполненных Даурбековым в разные годы, носят этюдный (иллюстративный) характер. Такой подход был продиктован назначением этих работ. Обратим внимание на то, что большинство рисунков сделаны карандашом и акварелью в размер альбомного листа (30Х40) и более. Таковы картины «Примирение кровников», «Бегство детей из арабской школы», «Сватовство», «Чабан из Итумкалинского района», «Музыкант из хутора Ами Хасан Цуцаев» и другие. Художник работает быстро. Он пишет этюды, делает наброски карандашом графитным, цветным, четной тушью, акварелью. Главная цель, которую преследует художник, — точная передача изображения, будь то портрет, бытовая утварь, одежда или узор войлочного ковра. Никаких эффектов. Все просто и понятно. По всему видно, что работы Даурбекова предназначались для будущей экспозиции музея. Они вполне соответствовали кругозору простых тружеников села и города. Например, картина «Косовица в горах». Мы видим свисающих на веревках косарей, наклонившиеся стога сена. Там внизу – крутой обрыв. Картина написана черной акварелью. Фигуры косарей и стога выписаны четко. Хорошо ощущается крутой обрыв. Зритель реально воспринимает трудные условия жизни горцев. Зато почти невозможно определить по картине время суток, состояние погоды и так далее. Картина «Первый трактор в Ингушетии»: в центре внимания – желтый трактор и толпа восхищенных зрителей, на втором плане дана сцена вспашки земли на лошадях. Это иллюстрированная агитка: «Да здравствует советская действительность, долой вчерашнее буржуазное прошлое». В эскизе, выполненном масляными красками, «Ингушский партизан и русский красноармеец» также делается попытка воспеть дружбу народов. Советский Союз только возник. Идея дружбы была актуальной. Старик-ингуш с острой бородой, лукавым взглядом что-то рассказывает, красноармеец смеется. В эскизе хорошо зафиксирован образ партизана в мохнатой шапке с красной лентой, в черкеске, подпоясанный тонким горским ремнем, с кремневым пистолетом в руках и с длинным кинжалом. Тона красок темные. Эскиз выполнен в стиле лессировки. Эскиз к плакату «40 лет Октября». Здесь изображены события, происходящие в первые годы советской власти. В верхнем углу обозначена дата «1917 год», в круглой раме нарисован портрет В.И. Ленина; на развевающемся полотнище читаются слова «За власть Советов».
На переднем плане изображен известный революционер А. Шерипов в бурке, свисающей через плечо, с пистолетом в руке; рядом с ним стоит красноармеец в шинели с биноклем. События эти разворачиваются на фоне военных действий (Гражданская война) и строительства жилых и промышленных объектов (строительство социализма).
Внизу проводятся крылатые слова А. Шерипова: «В нас вы не найдете мюридов газавата, но увидите мюридов революции». Г.-М. Даурбеков, как и все художники его времени, работал на потребу дня, выполняя заказы партийного руководства. «…Его влекла к себе социалистическая современность и революционная тематика, приметы нового в окружающей жизни. Это влечение было выражено в его живописи, может быть, не слишком активно и не так остро, как у многих современников Даурбекова, создавших художественнее репортажи о новостройках страны Советов. Но все же тот материал этюдов, зарисовок, которые систематически привозил Даурбеков из поездок по районам своей республики, был скромной, но неотделимой частью той художественной летописи, которая создавалась в многонациональной советской живописи в 30-е годы», – пишет С.М. Червленная.
Казалось бы, работая на заказ, Даурбеков был материально обеспеченным человеком. На самом деле он влачил жалкое существование. За десятки этюдов и карандашных набросков, которые привозил из экспедиции, он получал зарплату лишь как сотрудник музея. Творчество не давало ему каких-либо доходов. Ему просто не везло. Так, по заказу Министерства культуры ЧИАССР в 1964-1965 городах Даурбеков подготовил цикл рисунков для юбилейного альбома, посвященного жизни и деятельности А. Шерипова. Среди них были «Курсант Полтавского кадетского за чтением запрещенной литературы», «Арест А. Шерипова за сочувствие к революционной молодежи», «Освобождение Ф. Гикало отрядом Шерипова из белоказачьего окружения», «Орджоникидзе дает задание А. Шерипову», «Атака красными партизанами под командованием А. Шерипова белогвардейской батареи» так далее. Всего десять иллюстраций. Альбом почему-то не был издан. В 1964 году Даурбекову книжным издательством было поручено сделать иллюстрации к детской книге Б. Зязикова «Девять дней из жизни героя». Художник подготовил пять рисунков и два варианта титульной обложки. Книга вышла в свет с иллюстрациями другого художника (по-видимому, Токарева).
Между тем иллюстрации Даурбекова выполнены превосходно. На одном их вариантов мы видим горца, сидящего на ветке ветвистого дерева, который напряженно всматривается в даль. Ощущение тревоги художник сумел передать через развевающиеся поля черкески, движения и боевое снаряжение горца. Удачно решена цветовая гамма: сочетание зелени, дерева, голубого неба и коричневой черкески. Прекрасно выражена идея рассказа: смуглое лицо обрамляет черная борода, плотно сжатые губы, гневный взгляд, сильная рука, сжимающая рукоять кинжала – он так просто не отдаст врагам родную землю. Таков портрет Мандре Нальгиева. Не уступают по силе характера главному герою его мать и рядовые горцы. Видимо, идеологам республики нужен был более умеренный патриотизм.
Обиднее всего, когда еще при жизни у тебя отнимают авторство. В 1974 году в Грозном был опубликован альбом «Декоративно-прикладное искусство ЧеченоИнгушетии», составителями которого значатся бывший министр В.А. Татаев и архитектор-искусствовед Н.Ш. Шабаньянц. Ясно, что ни Татаев, ни Шабаньянц в горных селах орнаменты не выявляли. Ими были использованы рисунки орнаментов восточных ковров, собранные за многие годы сотрудниками республиканского краеведческого музея, в том, числе Г.-М. Даурбековым. По счастливой случайности в нашем семейном архиве сохранились отправные данные всех работ, выполненных Г.-М. Даурбековым в разные годы. При сверке рисунков орнаментов, выявленных Даурбековым в 1966 году в селах Шали и Ножай-Юрт Шалинского и Ножай-Юртовского районов ЧИАССР с рисунками орнаментов в альбоме Татаева и Шабаньянца, выявилось следующее: в фондах краеведческого музея (ф.17, д.55, 1916) хранился рисунок войлочного ковра цветовой гаммы темно-синий, темно-зеленый, темно-красный автор которого не указан. В альбоме этот рисунок значится под №6, без автора и времени фиксации. Рисунок ковра, выявленный Даурбековым в селе Шали цветовой гаммы: темносиний, темно-зеленый, темно-коричневый, значится в альбоме под №12. Если у Даурбекова автор не выявлен, то у Татаева и Шабаньянца обозначена П. Магомедова, 1887 года рождения из села Шали. Рисунок ковра, выявленный Даурбековым в селе Шали, цветовой гаммы: темнокрасный, темно-синий, темно-зеленый, значится в альбоме под № 28, автором названа Н. Татаева, 1889 года рождения. Как видим, министр культуры В.А. Татаев включил в число мастеров коврового дела и свою родительницу. Рисунков ковров, выявленных художником во время полевых экспедиций, было значительно больше. В 1972 году в сейфе министра культуры ЧИАССР В.А. Татаева хранилось более десяти эскизов.
Думается, и эти рисунки вошли в альбом Татаева и Шабаньянца под авторством выдуманных мастериц и мест проживания. Таким образом, собирателем рисунков ковров, вошедших в альбом, является Г.- М. Даурбеков. Что касается художников А. Туладзе и Б. Степанова, указанных в альбоме, то они подготовили рисунки Даурбекова к изданию. В Чечено-Ингушском республиканском краеведческом музее хранились работы Даурбекова: эскиз национального костюма – гIабли, элементы орнаментов, использовавшиеся ингушами для рукавов платья и кофты, а также рисунки орнаментированных повседневных платьев, головных уборов, костюмов, поясов, подвесок, черкесок, обуви. Помимо этого, он делал эскизы оригинальной конструкции сундуков, кроватей, мельниц, домов и печей. В музее хранились более 40-ка портретов, выполненных простым и цветными карандашами, черной тушью, акварелью и маслом. Среди изображенных были участники Гражданской войны – красные партизаны, проводники Г.К. Орджоникидзе, музыканты, ремесленники, ударники труда (экспедиции 1932, 1934, 1936, 1959, 1966 годов). Можно подумать, что Даурбеков был только художникомэтнографом, что его творчество было лишь частью «художественной летописи». Характеризуя творчество Г.-М. Даурбекова, известный искусствовед Б.В. Веймарн писал в 1936 году: «Даурбеков, несомненно, талантливый художник, очень разносторонне проявляет свои способности, но еще недостаточно четко выявивший свою индивидуальную манеру».
Даурбеков был скромный труженик, он не претендовал на высокие звания, но то, что сделано им, заслуживает восхищения. Это история народа, написанная языком художника. Трудно художнику проявить себя как личность, выполняя социальные заказы. Даурбеков писал то, что от него требовали. Это портреты героев Гражданской войны Н.Ф. Гикало, А.Д. Шерипова, Г. Ахриева; картины, посвященные антирелигиозной тематике («Лечение сумасшедшего», «Танец зикристок», «Примирение кровников» 1060 Там же. 320 и др.); картины, отображающие пережитки («Дети, бегущие из арабской школы», «Сваты» и т.д.); эскизы декораций к пьесам Б. Лавренева «За тех, кто в море». М. Горького «Зыковы», В. Шекспира «Ромео и Джульетта» и так далее. И все же талант не мог не проявиться. Рисуя интересных людей в экспедициях, он создавал иногда совершенные во всех отношениях работы. «Образцом выразительного портрета может служить его “Баба Ахриев”, нарисованный с натуры в одном из аулов и помеченный датой “26. VIII. 1932 г.”. Запечатлен внешний облик старика-горца, одетого в традиционные черкеску и папаху, подмечены характерные черточки его внешности и манеры держать себя, раскрывающие внутреннюю суть образа: открытый колючий взгляд, тонкая улыбка, играющая на губах, спокойная, степенная сосредоточенность и замкнутость в позе, в жесте сцепленных рук, в слегка заостренном силуэте сутулой старческой фигуры, в небольшом наклоне вперед втянутой в плечи головы», — пишет С.М. Червленная.
Перед нами другой портрет (датированный 1936 годом) – музыканта Хасана Цуцаева из села Ами Мелхостинского сельского совета. Художник четкими линиями карандаша передает объем фигуры, фактуру ткани, момент «чувственноэмоционального переживания» музыканта с исполняемым произведением. Мягко написаны небольшие голубые глаза, прямой нос, удлиненное лицо и папаха. Г.-М. Даурбеков был автором большинства иллюстраций школьных учебников, выходивших в Чечне и Ингушетии до 1944 года. «Его иллюстрации к “Хаджи-Мурату” Л.Н. Толстого и “Робинзону Крузо” Даниеля Дефо выразительны и четки. Он создал рисунки, по-своему интерпретируя исторические сюжеты, образы горцев прошлого столетия». «Хаджи-Мурат» был переведен на ингушский язык А.М. Шадиевым и на латинской графике издан в 1935 году. В книге более 50 рисунков Даурбекова, выполненных на высоком профессиональном уровне. Даурбеков реалистично передает словесный портрет Хаджи-Мурата. Не ускользает от внимания художника природа, на фоне которой разворачивается события, связанные с Кавказской войной 1819 – 1864 годов. Природа является главным стрежнем в раскрытии нравственнопсихологического мировоззрения горцев. Образ цветка репея занимает одно из главных мест в произведении Л.Н. Толстого и в иллюстрациях Г.-М. Даурбекова. Пролог, где речь идет о встрече писателя с репеем, стал фоном, сутью содержания, главной философской идеей «Хаджи-Мурата». В иллюстрации Г.-М. Даурбекова Л.Н. Толстой стоит на краю пахоты с букетом полевых цветов в глубоком раздумье. Перед нами раздавленный колесом телеги, но не погибший куст репея, а вокруг вспаханное черной поле. Вид бескрайней черной пахоты, где «похоронены» насекомые и растения, напомнил Л.Н. Толстому «поле» Кавказской войны с ее неисчислимыми жертвами, а изувеченный, но не убитый репей – образ одного из самых известных наибов Шамиля – Хаджи-Мурата. Сочувствие писателя на стороне тех, кто пал в неравной борьбе за свободу на поле брани. Он писал, что куст татарника стоял, «точно вырвали у него кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаз… Но он все стоит и не сдается человеку, уничтожившему всех его братьев…». Судьба не баловала и не благоволила герою повести. Он вступил в конфликт с руководителями мюридского движения Гамзат-Беком, Шамилем с Российской администрацией. Толстого пленили в образе Хаджи-Мурата воля к борьбе непреклонность, несокрушимость, бесстрашие – «один, а не сдается» – пишет Толстой. В словесном портрете Хаджи-Мурата Толстой отмечает добродушную улыбку, широко расставленные глаза, внимательный, проникновенный взгляд. Графический портрет, выполненный Г.-М. Даурбековым, соответствует художественному образу, созданному писателем: печальный взгляд, широко расставленные глаза, слегка заостренные огромные усы, коротко стриженная борода, добродушное лицо. «Даурбеков стремится к активному участию в художественной жизни не только в своей республике, но и за ее пределами. Его имя можно было встретить, например, среди участников выставки начинающих молодых художников Москвы, открытой в июле 1934 года по инициативе ЦК ВЛКСМ, в залах Государственного исторического музея столицы. На краевой Северокавказской художественной выставке, открытой в конце 1935 года в Пятигорске, Даурбеков получил одну из премий за картину “Похороны Бутырина”» — читаем у С.М. Червленной.
Цветная случайно сохранившаяся репродукция этой картины дает представление об индивидуальном своеобразии манеры живописи Даурбекова. «Его рисунок отличался некоторой жестокостью, так что отдельная фигура и лицо кажутся чеканными. Колорит скупой, торжественно-строгий, холодный, с преобладанием синих и серых тонов. Композиция отличается четкостью, цельностью, своеобразным выразительным лаконизмом: группа людей объединена, как бы связана в крепкий тугой венок вокруг гроба с телом товарища, который бережно опускают в могилу. Художественная трактовка темы отличается удивительным, несколько напряденным по остроте противоречий синтезом документализма, почти граничащего в некоторых деталях с натуралистической описательностью, и несколько условной героико-романтической величавостью. Художник детально описывает все даже второстепенные моменты, сопровождающие процесс похорон. Фиксирует внимание на орудиях (лопата, мотыга), которыми выкопана могила, на напряженных позах людей, придерживающих тело убитого: он с плюрастической непосредственностью, перечисляет все детали, попавшие в поле его зрения, от груды на первом плане до запряженных в повозку волов в глубине. Однако все это не ведет к дробности, не мешает общему впечатлению суровой и величавой торжественности, характеризующей эту скорбную минуту. Монументально обобщенный характер носит пейзаж – сплошные громады скал, очерченные жестким контуром крутые горные склоны. Также монументализированы темные силуэты фигур, особенно выделенная в центре четкой прямой вертикалью фигура Серго Орджоникидзе, стоящего с непокрытой головой над телом товарища. Резкая, контрастная игра светом на лицах усиливает их напряженное выражение и подчеркивает скульптурность, чеканность форм». Какой бы стороны жизни ингушей вы ни коснулись, непременно найдете иллюстрацию или картину, написанную Даурбековым. Навсегда в памяти народа останется светлый образ великого художника-труженика Гази-Магомеда Даурбекова, запечатленный в портретах О. Мишина и О. Гольцова.
Мишин Олег Михайлович
